В апреле премьер-министр Владимир Путин должен выступить в Госдуме со вторым отчетом правительства о деятельности за год и реализации антикризисных мер. О том, с чем Россия подошла ко второму году кризиса, и каковы в нынешних условиях перспективы объявленной властями модернизации страны, в интервью "НП" рассказал депутат Госдумы от фракции "СПРАВЕДЛИВАЯ РОССИЯ", экс-губернатор Красноярского края Валерий Зубов.

– Валерий Михайлович, что стало с экономикой страны за год, с прошлого отчета главы правительства? Мы вышли из кризиса?

– На сегодняшний день Россия из кризиса не вышла. Более того, мы осознали, что находимся в более сложной ситуации, чем в момент его начала. Когда мы только подходили к кризису, было упущено время, чтобы к нему подготовиться. А оно у нас было! Не решен ряд принципиальных проблем, в частности, проблема моногородов. Кризис снова сглаживается приличными ценами на нефть, хотя они и не позволяют сбалансировать государственные обязательства перед населением. Поэтому уже есть предложения Минфина о сокращении наполовину не только текущих необязательных расходов, но и капитальных расходов по федеральным целевым программам.

– Одной из главных своих заслуг правительство считает стабилизацию финансовой системы России...

– Для нас это был не финансовый кризис. Никаких прямых финансовых проблем в российской экономике на момент начала кризиса не было. Наши банки, к примеру, как и канадские, не покупали производные бумаги.

Наш кризис – это кризис устаревших технологий, это кризис высокодоходных рабочих мест вне углеводородного сектора. У нас есть привлекательные рабочие места в нефтянке, газовой отрасли, цветной металлургии и на государственной службе. А вот широкой диверсификации не только не получилось, напротив, мы стали еще более добывающей, сырьевой страной. В результате всего лишь одного года кризиса мы стали не только сырьевым придатком Европы, но и сырьевым придатком развивающихся стран, таких как Китай.

Смотрите, как за последние годы изменился характер нашего товарообмена с Китаем. В 2001 году мы поставляли им в два раза больше машин и оборудования, чем они нам, а сегодня китайцы в десять раз больше поставляют нам, чем мы им. Это яркий пример, а есть еще Индия, которая начинает разворачиваться как пружина, есть Бразилия, которая уже обходит нас в легкую даже в таких отраслях, как нефтедобыча. За последние десять лет они увеличили добычу в три с половиной раза, при этом мы добываем из освоенных месторождений, а они на шельфе, с глубины не один километр.

– Тем не менее, кризис обычно называют финансовым...

– У тех же американцев, на мой взгляд, кризис тоже начался не с финансов. На протяжении последних 15 лет в США у менеджеров зарплаты росли, а у рабочих снижались, в тоже время все больше производств переводилось в Китай и Малайзию. Они из этого сделали вывод и сформулировали свою национальную программу, какими должны быть Соединенные Штаты после кризиса. Обама открыто провозгласил, что поскольку они не конкурентоспособны в том, что производится руками, необходимо сосредоточиться на экспорте новых технологий, только здесь у них есть поляна. А где наша поляна? Сырьевые отрасли? Посмотрите на скорость перестройки американской экономики. Я назову одну цифру, она должна резать! За год они на 40 % увеличили добычу газа из угольных сланцев. Тем самым США обогнали нас по добыче газа и перестали его импортировать. Теперь идеология таких месторождений, как Штокман, ориентированная на сжиженный газ, который мы будем поставлять в Северную Америку, потеряла свою актуальность.

– Президент Дмитрий Медведев своим главным приоритетом назвал модернизацию страны, переход к инновационному развитию. Что является основным препятствием для этого процесса?

– Посмотрите ежегодный доклад о конкурентоспособности разных стран, который готовится швейцарским экономическим форумом в Давосе. По России на первом месте зашкаливает проблема, без решения которой никакой модернизации не будет. Это коррупция. Ни у кого нет такого значимого фактора. Представьте себе простой пример: к ученому приходят и говорят, мол, мы хотим дать денег из казны на вашу научную разработку, она нам нравится, но из 100 рублей 80 вы должны вернуть. Как можно хорошо сделать работу на одну пятую выделенной суммы?! Почему "Булава" не летает? Проблема "Булавы" – это проблема коррупции. Значит, кто-то уже не новые разработки делает, а просто старое выдает за новое, потому что за 20 % создать новое невозможно.

– Сейчас часто говорят о необходимости демократизации нашей политической сферы, без чего экономическая модернизация невозможна.

– Мир знает примеры, когда модернизацию проводили ограничивая гражданские свободы и права граждан. Это Южная Корея, Сингапур. И хотя эти процессы были в интересах всего населения, проходили они непросто. В Южной Корее были бойни, тысячи людей погибали за один раз во время столкновений на митингах, три из четырех президентов плохо кончили – двое в тюрьме, один ушел из жизни. В Сингапуре диктатура и очень суровые наказания, но нет коррупции и нет оффшоров.

– Может и нам это поможет? Несмотря на все разговоры о борьбе с коррупцией ничего не меняется, становится только хуже.

– Да, теоретически можно обойтись без модернизации политической системы, но в нашем случае этого, очевидно, быть не может. Для модернизации нужны деньги, которые необходимо вытащить из оффшоров. Чтобы их вытащить, надо засветить всю систему принятия решений, но без политической конкуренции этого не произойдет. Необходимо, чтобы различные политические партии могли через СМИ напрямую работать с населением. Надо вводить реальную конкуренцию и в политике, и в экономике. С помощью олигархов модернизацию провести невозможно по простой причине. Они же не глупые люди, у них все в порядке, так зачем они будут плодить себе конкурентов, вырывая средства из своего успешного бизнеса и направляя в рискованные предприятия. Потом надо понять, что модернизация сама по себе – это не станки, технологические линии, новые виды продукции. Модернизация – это изменения в самом образе жизни, изменение отношения к человеку. Если брать по отраслям, я бы на первое место поставил жилищно-коммунальное хозяйство. Надо смотреть, как человек живет..

– В этой сфере все очень непросто, например, недавно ушел с должности замминистра регионального развития Сергей Круглик, отвечавший за тарифы ЖКХ.

– Да, ситуация с тарифами одна из самых болезненных, это очевидно. В этом вопросе активность проявили и руководители "Единой России", и вице-премьер Дмитрий Козак. Хотя Круглик, с моей точки зрения, один из самых квалифицированных и последовательных преобразователей ЖКХ. Не надо забывать, что вице-премьер Козак вносил в Госдуму и защищал от имени правительства законы о разграничении полномочий. Сейчас они распределены, поэтому он поступает незаконно, на это должна реагировать прокуратура. Непонятно, зачем поднимать шум в марте. Этим вопросом надо было заниматься в сентябре, когда принимался бюджет, когда правительство отказалось от индексации зарплат бюджетников, когда устанавливались тарифы на услуги естественных монополий. Что они делали все это время? Причем разговор начался ровно через две недели после того, как провалили предложенный нами законопроект о регулировании тарифов на услуги естественных монополий, который позволял, если бы его приняли в сентябре, за четыре месяца отработать всю систему принятия решений. Каждый бы знал, кто на газ устанавливает тарифы, а кто на ЖКХ.

– А разве сегодня нет такого регулирования тарифов?

– В 2004 году был принят закон, по которому правительство может установить верхнюю планку для роста тарифов в регионах, но он не работает. Уже в январе 2005 года министр экономики докладывал тогдашнему президенту, что мы установили планку роста в 20 %, потом пришлось поднимать планку до 30 %, а по Липецкой области почему-то аж до 39,5 %. Когда я агитировал против этого закона, по моим подсчетам, у нас было от 3 до 7 тысяч мест, где принимались решения по тарифам. На сегодня Дмитрий Козак привел цифру в 15 тысяч таких мест. Разве возможно все это контролировать из центра? А потом, извините меня, что с больной головы на здоровую валить, если вы в два с половиной раза увеличили, по сравнению с инфляцией, тарифы на газ. 70 % тепла у нас в стране – это газ. Что в такой ситуации делать организациям ЖКХ, зарплату не платить своим работникам или недодавать жителям тепла? За последние десять лет средний уровень цен увеличился в два раза, а на все, что связано с теплом и светом, – в пять-девять раз. Поэтому, на мой взгляд, стенания со стороны вице-премьера Казака – это показуха. И то, что "Единая Россия" бросилась об этом говорить через три дня после отклонения нашего законопроекта, – это тоже показуха.

– Как можно повысить эффективность реализации предложений оппозиции? Ведь сегодня почти все, что она предлагает, отвергается с порога.

– Сила парламента в любом обществе – в уважении к мнению парламентского меньшинства. Как правило, именно меньшинство генерирует новые идеи, вернее даже один человек генерирует новую идею, потом заражает ей меньшинство, после чего большинство говорит: "Да это же очевидно, как мы раньше не догадались". В нашем случае такое меньшинство заблаговременно представило закон о госрегулировании, предупредило, что снова будет всплеск тарифов. А большинство сейчас лезет на экран телевизора и объявляет виноватыми мэров. Но, подождите, почти все мэры из "Единой России", вы у них и спросите, почему растут тарифы. На это любой мэр скажет: а вы по какой цене мне уголь поставили? Или: у меня котельная на мазуте, по какой цене вы мне его продаете? Покажите, из чего складывается сумма в квитанциях, которые получает население.

– Цены везде непрозрачны. Как понять, кому в итоге попадают деньги и с кого требовать отчет?

– Что вы можете требовать от монополий, если вы приняли решение о создании госкорпораций, которые не может проверить даже Счетная палата. Следовательно, и парламент не может узнать, как расходуются государственные деньги. Это беспрецедентное решение, оно сразу вздернуло издержки. А раз выросли издержки в этих корпорациях, они распространились на всю экономику. Сейчас вносятся предложения подчинить Счетную палату Минфину. Тогда мы вообще не будем знать, сколько денег расходуется из бюджета и на какие цели. То есть, они хотят сами распределять деньги и сами проверять их использование.

Беседовал Юрий Чернега