Ленинградские черкесы

Детский эшелон

Воспитанников детского дома № 12 эвакуировали из Ленинграда в апреле 1942 года. Но по пути на Кавказ, на станции в Армавире, эшелон разбомбили немецкие самолеты. Тех, кто уцелел, повезли через станицу Курган на четырех подводах дальше, в горы. Жители встречных деревень выносили хлеб, но забирать детей боялись – многие из них были из еврейских семей, а фашисты не щадили того, кто их укрывал.

Однорукий сержант

Выжившие блокадники потом вспоминали, что их сопровождал однорукий комиссованный сержант, имя которого, к сожалению, они не помнят. Четыре месяца детский караван скитался по деревням и аулам. И 13 августа 1942 года подводы остановились на окраине Бесленея. Местные жители вынесли путникам хлеб и кислое молоко. И тогда солдат обратился к селянам: "В последней повозке 32 ребенка – самые слабые и больные, я не прошу их взять, я просто знаю, что не довезу их..."

Гробовая тишина

Алла Шхагошева преподает в бесленейской школе историю и обществознание, а также заведует музеем, где собраны свидетельства и воспоминания о героическом подвиге селян.

"Я много раз рассказывала нашим гостям о тех событиях, – говорит Алла Петрушковна. – Вы не поверите, но я всё равно не могу сдерживать слезы. Тогда, 13 августа 1942 года, наши женщины приподняв брезент на бричке, тоже заплакали – настолько худыми и измождёнными были дети. Больше всего их поразила гробовая тишина. Казалось бы, дети должны шуметь, галдеть... Но здесь стояла такая тишь, что было слышно, как жужжат мухи. У ребят не было сил даже говорить.

Катя – Фатима, Витя – Рамазан

Судьбу детей решали на стихийном собрании. Оставить их у себя – значит подвергнуть опасности весь аул: немцы уже прорвались на Кавказ. Не оставить – обречь детей на верную смерть. Черту подвел староста Мурзабек Охтов – блокадников надо спасать любой ценой. За одну ночь бесленейцы разобрали по семьям всех детей.

И это была тяжелая ночь – особенно для председателя колхоза Хусина Лахова и председателя сельсовета Сагида Шовгенова. До самого утра они спешно вписывали в похозяйственную книгу детей под новыми черкесскими именами. Так Катя Иванова стала Фатимой Охтовой, а Витя Воронин – Рамазаном Адзиновым.

К утру успели.

Не выдали никого

Уже 15 августа в село пришли немцы. Первое, что они сделали, – через переводчика стали проверять документы и сверять список жителей. Каратели предупредили председателя колхоза – найдем еврейского ребенка, расстреляем и тебя, и его, и семью, которая его приютила. Захватчики хозяйничали в ауле и его окрестностях около пяти месяцев. За это время бесленейцы не выдали ни одного ребенка. Ни одного!

"Первое время детям даже не надо было ничего объяснять – они сами молчали, чтобы не выдавать себя русской речью, – рассказывает Алла Шхагошева. – А спустя несколько месяцев блокадники выучили черкесский язык. В селе их называли "ленинградскими черкесами". Когда появлялись немцы, ребят прятали на чердаках и в подвалах".

Из 32 детей, привезенных в аул, спасли всех. Одни разъехались после прорыва блокады Ленинграда или окончания войны, другие спустя годы нашли родственников и покинули аул уже взрослыми. А пятеро из "ленинградских черкесов" так и остались в республике, прожив здесь всю жизнь. Нам удалось пообщаться с семьями некоторых из них.

Михаил Конончик – Миша Исламов

Война застала Михаила в Ленинграде, куда он приехал из белорусской деревни Безверховичи под Слуцком учиться в ремесленном училище. В Бесленее Миша оказался в возрасте 16 лет. Щупленького белобрысого парня взяли в свою семью Айшат и Амин Исламовы. Глава семейства – Амин – не понаслышке знал, каково это, остаться без родителей. Когда-то осиротевшего русского мальчика – Филиппа Гайворонского из Ставропольского края – взяла на воспитание черкесская семья, где ему дали новое имя. Теперь Филипп-Амин обрел сына, которому дал свою фамилию.

"У бабушки и дедушки подрастали две дочери, а вот сына не было, – вспоминает внук Амина и Айшат, Али Карданов. – В нашей семье Михаил провел все военные годы. Многие тогда бросали учебу и шли работать в колхоз. Но дедушка настоял, чтобы у парня была профессия, которая позволит ему всегда заработать на кусок хлеба. Михаил получил востребованную тогда специальность – сапожник".

В 1946 году Миша Конончик-Исламов вместе с другими ребятами из села поехал в Москву работать на авиационном заводе. Тогда-то он и узнал, что его родные родители, Иван и Анна, живы и ждут его дома.

"Он написал письмо бабушке Айшат и дедушке Амину, сообщил, что хочет уехать в Беларусь, – рассказывает Али Гериевич. – Они расстроились, всё-таки четыре года считали его своим сыном, болели за него душой. Дедушка принял мудрое решение: кровь есть кровь. Отпустили..."

В 1947 году Михаил получил отпуск и приехал на родину спустя семь лет. Он не захотел возвращаться на авиазавод в Москву. Но предприятие было военным, парня объявили дезертиром и на три года сослали в Сибирь. После колонии-поселения в Красноярском крае Конончик пошел в армию, служил на Дальнем Востоке. Всё это время он писал письма на две семьи – родную и приёмную.

Только в 1954 году Михаил окончательно вернулся в Безверховичи. Устроился водителем на ремзавод, женился. Супруга Лина родила ему двух дочерей – Татьяну и Тамару. Сын Татьяны Андрей в деталях знает непростую историю своего предка.

"Всё-таки война и лишения, которые пережил дедушка, дали о себе знать, – говорит Андрей Бурак. – У него были проблемы с сердцем. В 1974 году от онкологии умерла моя бабушка Лина, это окончательно подкосило деда. Он пережил жену всего на год и ушел в возрасте 49 лет".

Сегодня две семьи Михаила Конончика – в Карачаево-Черкесии и Беларуси – продолжают поддерживать отношения.

Владимир Колесниченко – Нур Карданов

Аслан Каспотович похоронил жену, когда их младшему ребенку исполнилось три года. Мужчина сам воспитал трех сыновей – Магомеда, Азамата и Хасамби. Всех троих он проводил на фронт.

Когда в августе 1942 года в республику привезли ленинградских детей, Карданов-старший одним из первых вызвался взять в свою семью ребенка. Позже он скажет за это судьбе спасибо, потому что до конца своих дней верил: благодаря этому поступку его сыновья вернулись с войны живыми. Володе Колесниченко дали имя Нур, что в переводе означает "свет".

Рос Вова-Нур в семье старшего из братьев Кардановых – Магомеда, который обосновался в отцовском доме. У героя войны также родилось трое сыновей – Сосрука, Мухадин и Руслан.

"Сейчас в этом доме предков живу я, – говорит Руслан Карданов. – Я часто вспоминаю Володю. Он был нам как родной, мы почитали его как старшего брата".

В 60-х Владимира призвали в армию. К тому моменту он нашел свою сестру и уехал в Ленинград. До самой смерти Колесниченко писал письма своей бесленейской семье. Хасамби Карданов стал известным черкесским драматургом. Владимиру-Нуру он посвятил пьесу "Ленинградский эшелон".

Марик (Марк) – Мусса Агержаноков

Мальчику было семь лет, когда черкешенка Кукра взяла его в августе 42-го на руки из той самой подводы. Своих детей у них с супругом Якубом не было – чужой светловолосый мальчик с серыми глазами стал их обретенным и единственным сыном. В ту же ночь в похозяйственной книге появилась запись – Мусса Якубович Агержаноков. Это имя осталось с Мариком на всю жизнь.

"Папа так и не вспомнил свою фамилию, – рассказывает его дочь Зулета. – Своих родителей он тоже помнил смутно. Из его детских воспоминаний: отец много работает в кабинете, где до потолка уставлены полки с книгами. Папа тоже очень любил книги. Время было тяжелое, но бабушка с дедушкой отказывали себе во всём, чтобы Мусса получил образование – окончил педучилище, потом Ставропольский педагогический институт".

После учебы парень вернулся в родную школу. Его будущая жена Ёра на тот момент училась в 10 классе. Через несколько лет молодые люди сыграли свадьбу. Мусса Якубович преподавал физику и астрономию, до пенсии был завучем школы.

"Папу несколько раз приглашали в Ленинград в послевоенные годы, – вспоминает Зулета. – Но никого из родственников он так и не нашел. Скорее всего, они погибли во время блокады. Он всегда говорил, что считает себя черкесом и не уедет из аула, где прошла вся его жизнь".

Супруги воспитали пятерых детей – Зулету, Зулифу, Марину, Мухтара и Олега. Старшая дочь пошла по стопам отца. До выхода на пенсию Зулета Муссовна преподавала французский и английский языки в школе и институте.

"У папы все-таки сильные гены, я светловолосая в него, на него очень сильно похожи дочь Марины и двое детей Олега, – улыбается женщина. – Наши родители всю жизнь прожили душа в душу. Папы не стало в 2014 году, без него мы все будто осиротели".

В Бесленее есть мемориал "Матери-черкешенки" скульптора Хатызы Кемрюгова. Женщина в платке обнимает мальчика, который доверчиво положил руку на её плечо. Чужой ребенок, ставший родным. Этот памятник – символ человечности местных жителей и величия наших матерей.

Ведь чужих детей не бывает.