В понедельник, 7 октября, лидер Политической партии СПРАВЕДЛИВАЯ РОССИЯ Сергей Миронов встретился с коллективом редакции газеты "Вечерняя Москва".

На встрече партийный лидер поделился воспоминаниями о переезде в столицу и рассказал о любимых уголках Москвы:

"Раньше, когда я жил и работал в Санкт-Петербурге, во время моих приездов в столицу мой маршрут был четко ограничен: "Пулково" – "Шереметьево" – пункт назначения моей командировки и обратно. Просто так складывались обстоятельства. Когда же меня избрали еще рядовым членом Совета Федерации, я жил в гостинице "Россия", и у меня появилось время побродить по Москве. И, признаюсь, полюбил этот город.

Вскоре у меня появились любимые столичные уголки. И я не открою большого секрета, сказав, что больше всего мне нравятся Патриаршие пруды. Вы знаете, я даже нашел, как мне тогда казалось, неточность в описании у самого Михаила Афанасьевича Булгакова. Только потом я узнал, что в ту эпоху рельсы в районе Патриарших были проложены иначе.

И мне было больно видеть, как, к примеру, при прежнем столичном руководстве рушился классический облик Москвы, как исчезают украшавшие ее здания. А вместо них город заполняют новоделы. Или остаются одни фасады, за которыми прячутся все те же новоделы. И в этом смысле за 10 лет, что я живу в Москве, в нашем мегаполисе появилось немало самых настоящих вставных зубов.

Но интересный момент: когда, уже поработав в столице, я приехал в Санкт-Петербург, меня поразил контраст. Москва и десять лет назад была вся залита светом, и Питер на ее фоне казался каким-то затемненным даже в своей центральной части. Теперь, слава богу, и Северная столица сверкает огнями.

К слову, у меня были контакты с прежним столичным руководством. Причем первый имел место, когда я, что называется, накануне своего избрания главой Совета Федерации решил встретиться с Юрием Лужковым как влиятельным членом того состава сената. Встреча началась очень интересно. Минут пять меня продержали у кабинета, поскольку бывший мэр, зная, что я уже приехал, продолжал что-то сосредоточенно писать, словно именно в этот момент его осенила особенно ценная мысль, которую нельзя было утратить. А потом вдруг он как бы обнаружил мое присутствие и выказал полное радушие. В целом же, когда Лужкова сняли с формулировкой "за утрату доверия", я сразу сказал, что крепкого хозяйственника сгубила собственная жена..."