22 июля в Государственной Думе состоялся отчет Правительства Российской Федерации о результатах деятельности за 2019 год. Отчет представил Председатель Правительства Михаил Мишустин. Вопросы докладчику задали депутаты фракции "СР" Анатолий Аксаков, Олег Шеин, Галина Хованская, Александр Ремезков и Валерий Гартунг.

Анатолий Аксаков:

– Уважаемый Михаил Владимирович, действительно, цифровая трансформация является важнейшим приоритетом, причём это не только комфорт, сокращение сроков получения услуги, но это и глобальная конкурентоспособность нашей страны. И если мы будем опаздывать, то страна может проиграть конкуренцию другим странам.

Но внедрение новых технологий, в том числе роботизированного транспорта, новых продуктов, связанных с искусственным интеллектом, несёт риски, и этими рискам надо управлять. Мы сегодня принимаем закон об экспериментальных правовых режимах. Очевидно, это может помочь.

Но хотел бы задать вопрос. Как вы видите, с одной стороны, стимулирование, развитие и внедрение новых технологий, а, с другой стороны, как вы будете управлять рисками, которые возникают с внедрением этих технологий?

Спасибо.

Михаил Мишустин:

– Спасибо. Вопрос серьезный. На него надо обстоятельно ответить. Знаете, я скажу два слова о том, что происходит в мире. Цифровая трансформация на сегодняшний день совершенно изменяет отрасли, которые традиционно развивались.

Что происходит в мире? Не за счет технологий, о которых мы часто говорим, а за счет создания цифровых платформ, агрегаторов фактически уничтожатся целые отрасли. То есть, у нас соединение заказчика, какой-то услуги или товара происходит при помощи цифровой платформы, для того, чтобы убрать посредников и регуляторов. И это называется сегодня термином "экономика совместного потребления". Что это такое? В основном это экономика, которая фактически позволяет вам экономить издержки, но экономить это на очень высоком уровне обобщения, когда элементы искусственного интеллекта и специальных платформ решают эту задачу. Пример такой – это компания Uber. Когда произошла "уберизация", обслуживали, ну я так по-простому скажу, 100 такси обслуживали один район, стало 20 на основе серьезной цифровой платформы искусственного интеллекта.

Так вот, на сегодня, без сомнения, для того, чтобы и управлять рисками в этой области, и создавать их, государство должно задумываться о том, чтобы становиться в ряде отраслей цифровой платформой. Но не для сбора каких-то данных, а для эффективного взаимодействия с людьми, для решения их задач, минимизируя любое общение государства с человеком.

Почему я это говорю? Искусственный интеллект на сегодня – это драйвер, очень серьезный драйвер таких элементов. И в России, вы знаете, Президент соответствующий указ подписал, было очень много встреч. Мы серьезно занимаемся развитием элементов искусственного интеллекта. Кстати, элементы искусственного интеллекта и решение каких-то задач, цепи Маркова и прочие вещи, я знаю, что здесь много математиков в зале присутствует, всё это было в Советском Союзе, и на сегодняшний день мы прекрасно можем справляться с этими вызовами. Но ещё раз повторю, что внедрение искусственного интеллекта в такие сферы как медицина, финансы и прочее, они на сегодняшний день дадут нам возможность опережающего развития страны, и, что очень важно, это элемент песочниц так называемых регуляторных. Потому что невозможно будет правоприменять такие режимы, не исследовав их и не сделав все эксперименты. Речь идет о тех же беспилотниках, которые на сегодня невозможно использовать, если вы не примете соответствующие нормативы.

Я здесь благодарен очень вам, коллегам из Государственной Думы, которые, я знаю, фактически решили этот вопрос, и знаю, как радуются этому все коллеги-представители бизнеса из этой области.

Спасибо.

Олег Шеин:

– Уважаемый Михаил Владимирович, есть известная городская тема: несколько лет назад из категории нестационарных объектов, по которым может даваться разрешение на их размещение, выпали по стране все металлические гаражи. Как результат: автовладельцы автоматом перешли в категорию нарушителей закона, местные администрации лишились возможности получать арендную плату, а в случае если это сносить, разумеется, машины переместятся во дворы.

В январе этого года Минэкономразвития разместило на официальном сайте проект закона о "гаражной амнистии", понятно, что в связи с историей с коронавирусом возникли другие приоритеты. Но вместе с тем нет ли смысла динамично вернуться к этой истории? И можно ли рассчитывать на то, что Правительство в осеннюю сессию внесёт такой законопроект в Госдуму, чтобы мы могли его быстро принять?

Михаил Мишустин:

– Олег Васильевич, отвечу на ваш вопрос, что я сам пострадал из-за отсутствия закона о "гаражной амнистии", у меня был гараж, и его, к сожалению, мы не смогли удержать. Да, это правда.

Но если серьёзно, я вспоминаю, собственно говоря, "дачную амнистию", которая была много лет. Смотрите, что произошло. Ведь Россия, а до этого Советский Союз имели практически одного собственника, даже двух – это государство и колхозно-кооперативная собственность, что всем известно было, и очень много действий, сознательных действий было сделано так, чтобы разорвать чувство собственничества, чтобы человек был оторван от земли, от объектов недвижимости, от дома и не ощущал это. Вот собственность, она в этом смысле у нас правильно оформленная, но отсутствовала частная собственность.

Я не хочу сейчас говорить, хорошо это или плохо, но так было. Поэтому у нас оказался учёт земель в Минсельхозе, учёт объектов недвижимости в МТБ даже был, а потом перешёл в БТИ, как вы помните, но объект не был соединён. И вот в 1998 году приняли закон. Кстати, это был, по-моему, Павел Крашенинников. 122-й, даже номер помню, закон "О государственной регистрации прав собственности".

Но на что права-то регистрировать было? Собственно говоря, закон приняли, но от сталинских времён, те документы нормативные о выдаче здания, сооружения, дачи какой-то надо было инвентаризировать.

А вот закон о кадастре не приняли. А что такое кадастр? Кадастр – это система учёта, которая отвечает на четыре важных вопроса: что это, где это, чьё это и сколько это стоит?

И вот когда, наконец, мы закон об амнистии приняли и стали наводить порядок, проводить инвентаризацию всего того, что было, в общем-то, либо даровано, либо на правах собственности, все надо было оформить – это была очень непростая, тяжёлая работа.

Сегодня то же самое с гаражами. Спасибо вам за вопрос. У нас 1,4 млн земельных участков под гаражами, примерно такая цифра. И у нас где-то 37 тыс. официально зарегистрированных гаражных кооперативов. Но, конечно, все хотят справедливости.

Что касается меня, законопроект подготовлен, я лично его буду поддерживать, потому что это восстановление справедливости. Если у человека был гараж, нужно сделать всё возможное, чтобы он его оформил.

Это, по-моему, естественно. Ну, мне уже не вернут, там уже что-то построили на том месте...

Галина Хованская:

– Уважаемый Михаил Владимирович! Одной из важных поправок в Конституцию стала гарантия адресной социальной поддержки. Из-за эпидемии доходы граждан снизились, выросло число безработных, которые не могут оплатить жилищно-коммунальные услуги, что негативно сказывается и на отрасли.

Одним из эффективных способов решения проблемы является усиление адресной поддержки. В ряде регионов субсидию на оплату ЖКУ получают граждане, у которых доля расходов превышает 22%, и платежи находятся на низком уровне. Необходимо снизить долю этих расходов до 15%. Цена вопроса – менее 30 млрд руб. из федерального бюджета.

На встрече 3 июля Президент сказал мне, что ЖКХ и субсидии семьям с низкими доходами – чрезвычайно важная и очень чувствительная для людей вещь. Мы, безусловно, будем это делать, всё равно будем...

Михаил Мишустин:

– Уважаемая Галина Петровна, да, мы с вами дискутировали по этому вопросу, я помню ещё в другой ситуации, в налоговой службе. Но семьи-то с низкими доходами, они получают на сегодня соответствующую субсидию из регионального бюджета на оплату ЖКУ, они из региональных бюджетов выплачиваются, и там учитывается материальное положение семьи и, соответственно, показатель такой, как региональный стандарт, это очень важно. Где могут, конечно, регионы понижают стандарт.

Я считаю, что сегодня мы должны изучать опыт регионов и посмотреть лучшую практику и, соответственно, адаптировать по всей стране.

Но ещё раз вернёмся к тому, что вы говорите. Я хочу потом провести соответствующее совещание в Правительстве с вице-премьером нашим курирующим, посмотреть по объёмам средств, которые требуются. Спасибо.

Александр Ремезков:

– Уважаемый Михаил Владимирович, в настоящее время главным вызовом России является стимулирование экономического роста. После радикального снижения ключевой ставки Банком России главным тормозом роста выступает слабый потребительский и инвестиционный спрос. Какие меры по стимулированию спроса планирует принять Правительство?

Спасибо.

Михаил Мишустин:

– Без сомнения, стимулирование потребительского инвестиционного спроса – это на сегодняшний день то, чем мы занимаемся, этим занимается и Министерство экономического развития.

Что уже сделано? Все беспрецедентные меры поддержки, бюджетная мягкость – 5,3 трлн руб. – общая стоимость мер, которая, так или иначе, была выделена для борьбы с пандемией, это и есть стимулирование в том числе потребительского спроса. Некоторые из них, которые очевидны, я назову.

Это выдача соответствующих средств на детей. Это соответствующая выдача 10 тыс. руб. единовременная, которая два раза прошла.

Это выдача и кредитов для оплаты фонда оплаты труда, для оплаты, вернее, заработной платы под ноль процентов.

Это двухпроцентный кредит с последующим списанием. Всё это элементы стимулирования потребительского спроса.

Но главным элементом стимулирования потребительского спроса является увеличение реальных доходов людей, увеличение зарплаты. И в этом смысле, собственно говоря, перезапуск экономики, общенациональный план, о котором мы говорим, это и есть база для такого повышения.

То, что касается стимулирования инвестиционного спроса.

Коллеги, если можно, секунду ещё внимания, мы скоро закончим.

То, что касается стимулирования инвестиционного спроса, здесь более сложная ситуация. Прямые инвестиции нужны для того, чтобы, собственно говоря, это происходило, а это и условия для ведения бизнеса, и многое-многое другое. На сегодняшний день национальные проекты – это и есть те катализаторы инвестиционных трат, которые есть. И мы договорились с рядом представителей бизнеса и на сегодняшний день, в частности, с Российским фондом прямых инвестиций о том, что бизнес будет соинвестировать в такие инвестиционные проекты, в инфраструктуру, и до 20% предусмотрели такие возможности.

На самом деле мне кажется, что у нас также будет поддерживать крупные инвестиционные проекты закон о защите наших капиталовложений. На сегодняшний день мы сделали даже инвестплан, который будет в марте.

И вообще, общее улучшение, как я уже сказал, делового климата, это главный наш драйвер в стимулировании инвестиционного спроса.

Спасибо.

Валерий Гартунг:

– Уважаемый Михаил Владимирович, я очень внимательно слушал ваш доклад. Вы поставили главную задачу работы Правительства – это достижение роста экономики, роста доходов граждан за счет роста промышленности, импортозамещения, наращивания экспорта. И правильно заметили неоднократно в своем докладе, что условием для этого является улучшение делового климата.

Да, мы понимаем, что в условиях пандемии, когда экономика оказалась в тяжелой ситуации, вы всем помочь не можете. Но не мешать-то можете. Вы ввели мораторий на проведение налоговых проверок, который до 30 июня действовал. Намерены ли вы продлить эту практику? Ну и заодно не только налоговые проверки, но и проверки всех других проверяющих органов, чтобы они поменьше мешали бизнесу выполнять поставленные Правительством цели.

Спасибо.

Михаил Мишустин:

– Спасибо, Валерий Карлович. Вы всегда внимательно следите за вопросами делового климата в стране. И в том числе мы говорили неоднократно о КНД, контрольно-надзорной деятельности.

Первое. Без сомнения, первое же решение, которое было принято, это мораторий на проверки. До 30 июня – это налоговые и таможенные органы. Продлили мы их до 31 декабря, соответственно, все остальные органы.

Но здесь в этом смысле проверка проверке рознь. Миф, связанный с каким-то огромным количеством налоговых проверок, он давно уже, наверное, рушится. Потому что по количеству проверок выездных мы, наверное, меньше всех в мире проверяем на одного налогоплательщика. Например, нагрузка проверочная: в Евросоюзе на компанию – 3% из тех, кто есть, их проверяют. В России это ноль, ноль с чем-то. То есть у нас из примерно тысячи налогоплательщиков проверяются два. А из малого бизнеса проверяется один из пяти тысяч. Ну и, вообще, к малому бизнесу налоговая служба давно не подходит. Но если это участие в схеме, их мало очень осталось, да, фактически, экономика в этом смысле вычищена. Но если участвовать в схеме, ну как не выйти на проверку? Вот о чем речь.

Но это, ещё раз, это всего лишь тысячи. Очень важно, чтобы у нас регуляторы и контрольные органы переходили на риск-ориентированный подход. Когда мы можем публично объясниться, почему пришли и на каком основании идет проверка.

Это очень важно любому человеку, чтобы он понимал, что его может ожидать в виде риска каких-то санкций или каких-то контрольных мероприятий. Это первое.

Второе, очень важное направление – это повышение доверия, создание той самой среды. У нас заработал совершенно замечательный механизм. Спасибо вам за принятие соответствующей главы в Налоговом кодексе. Речь идет о налоговом мониторинге. Это возможность для крупного предприятия, у кого три млрд руб., активы три млрд руб. и уплачена сумма налогов 300 млн руб., перейти на особые отношения, в частности, с налоговой службой. Какие это особые отношения? Это когда вы фактически полностью открываете свою учетную систему, финансовую систему, ведение хозяйственных операций перед налоговой службой, невзирая на нормы Налогового кодекса, и взамен получаете отсутствие проверок, а лишь только мотивированное мнение налогового органа в случае необходимости.

И вот это существование, оно в этом смысле дает совершенно другой уровень, если хотите, взаимодействия, когда бизнес и государство – партнеры. Они вместе взвешивают риски, связанные с возможными претензиями, и вовремя бизнес реагирует на какие-то возможные подсказки или мотивированные мнения.

Я считаю, что в этом будущее. Считаю, что нужно, и буду просить вас снизить барьеры, то есть это должно быть где-то примерно один млрд руб. У нас в следующем году примерно 100 компаний перейдет, но это крупняк. И если будет это примерно на один млрд руб. активов и сто млн уплаченных налогов, мне кажется, мы расширим, существенно расширим число налогоплательщиков, кто придет на этот хорошо себя показавший режим.

Ну, и последнее, в виде реформы, которую необходимо проводить. Мы считаем обязательным введение обязательного досудебного аудита во всю сферу контрольной деятельности, как это сделано в той самой налоговой службе. Я не потому ее привожу в пример, что много лет ее возглавлял, а просто это совершенно другим образом дает возможность взглянуть на существо проверок, убрать излишнее давление и, если хотите, очень прозрачно показать самой системе, по каким параметрам можно проверить налогоплательщика, а по каким нельзя.

Спасибо.