Что считается фантомной болью? Этот тот случай в жизни людей, когда давно пошедшие события или факты отдаются болью, нередко трудно переносимой. Так, солдат, потерявший на войне руку или ногу, потом долгие годы страдает от болей в том участке своего тела, которого уже давно нет.

Нечто подобное случается и с событиями в жизни человека. Событие давно свершилось, уже ничего не исправишь и на него не повлияешь но их последствия до сих пор вызывают страдания и иногда мучительные переживания, сопровождающие всю жизнь человека, пережившего эти катаклизмы.

Первой моей фантомной болью стала незаживающая до сих пор рана – расправа и мучительная смерть моего отца, сельского учителя, на глазах нашей семьи. Дело в том, что отец, из-за того, что имел большую потерю зрения, не был призван в армию, но был привлечен к становлению партизанского отряда в нашем районе – Климовском, который находился на юге Брянщины и был своеобразной смычкой между брянскими лесами и белорусским Полесьем. В сентябре 1941года, когда Брянщина была уже оккупирована гитлеровцами, на нашей сельской местности пока никак не сказывалось – немцев как таковых в районе не было. Вот почему в один из таких дней отец, после нескольких дней отсутствия решил побывать дома и даже в то злопамятное сентябрьское утро вместе с женой и тремя детьми начать уборку картофеля на участке при школе, где жила наша семья.

Но отсутствие немцев компенсировалось активизацией тех, кто считал себя пострадавшим от советской власти, мнил себя обиженным и пострадавшим от нее. Эти персонажи объявили себя полицаями (вот почему на меня оскорбительное впечатление произвело нынешнее переименование милиции в полицию). И от имени новой власти они начали действовать. И действовать решительно и бесповоротно. Только за неделю ими были расстреляны и замучены почти 20 человек. Под это судилище попал и мой отец. Как помню, в это солнечное сентябрьское утро мы вышли на огород. Началась уборка. Отец и мать работали, моя сестра, будучи подростком в чем-то помогала, а мы с младшим братом больше присутствовали при этом. Вдруг послышался шум подъезжающей конки, с которой стремительно три человека бросились в квартиру при доме, а затем и на огород. С криком "Вот ты попался, Терентий". На глазах всей семьи они стали избивать отца, а потом допрашивать: "Где логово вашего отряда?" "Куда спрятал архив?" (я до сих пор не знаю, о каком архиве шла речь). На отказ отвечать они выбили ему зубы, сорвали рубаху и начали на груди вырезать штыком звезду. После потери сознания эти изверги обливали его водой, приводили его в сознание и продолжали допрос. Угрожали "Если не скажешь, убьем жену и детей". Или обращались к матери, говоря "Заставь его сказать то, что мы требуем".

В моей памяти осталось еще одно – отец в течение этого страшного времени не произнес ни одного слова. А они при этом припоминали ему участие в строительстве колхозов, и то, что он служил советской власти как учитель, участвовал в общественной жизни и то, что "записался" в партизаны. И когда отец уже от пыток не приходил в сознание, его погрузили на телегу и недалеко от деревни обезобразили тело и голову разрывными пулями.

Помня угрозу о расправе над семьей, мы покинули свой дом. Нас, детей, разобрали по крестьянских семьям. А мать жила у разных людей в соседних деревнях. И лишь через полгода, когда партизаны уничтожили этих подонков и кстати, расправились очень жестоко), мы опять собрались вместе. Но до сих пор все события воспроизводятся в моей памяти не утихающей болью и уже в который раз я заново переживаю эту расправу над моим отцом

И в настоящее время уже спустя 70 лет после этого страшного события на деревенском кладбище (с сожалению, моя деревня Павловка окончательно исчезла с лица земли после Чернобыльской трагедии) стоит могила с надписью "Тощенко Терентий Сидорович, учитель, партизан (1903-1941)". И пока до сих пор там всегда есть цветы, которые приносят оставшиеся и пока живущие ученики и жители бывшей деревни в память о своем учителе, который вместе с женой-учительницей исповедовал в своей жизни лучшие традиции российской интеллигенции – они не только учили деревенских детей, участвовали в ликвидации неграмотности среди взрослых, но и оказывали медицинскую помощь (эту функцию взяла на себя мать), были советниками по агрономии и зоотехнике, регулярно помогали писать просьбы и прошения, обращенные к власти. До сих пор в памяти зимние вечера в нашей большой комнате (наша семья жила при школе), на которых собиралась председатель колхоза, бригадир и другие авторитетные люди деревни и долго обсуждали текущие дела. Кстати, на этих встречах-посиделках никогда не было никаких спиртных напитков – они сопровождались чаем с пирогом и медом (отец вел пасеку из 8 ульев). Могу заключить, что так мои родители понимали свою "ведущую" роль в деревенской жизни, хотя они сами были выходцами из крестьянских семей, и то, что он стали учителями, они были благодарны советской власти и народу, который предоставил им возможность получить педагогическое образование. По их представлениях, этот долг перед людьми они должны всю жизнь помнить и всеми имеющимися у них силами и знаниями служить народу. Но со мной до самой смерти будет оставаться в воспоминаниях, нередко возникая не раз в течение всей прожитой жизни этот контраст теплого солнечного сентябрьского утра и то страшное событие, которое вошло в жизнь нашей семьи.

Второй не утихающей болью остается расправа над жителями трех деревень – Важица, Парасочки и название третьей не помню – , которую учинили венгерские вояки (у нас их называли мадьярами) в июле 1943г. За то, что в одной из этих деревень в партизанской засаде погибло несколько человек из мадьярской разведки, каратели решили осуществить расправу и устрашить население. Утром они окружили каждую из деревень, выгнали всех за пределы деревень и поставив всех на колени в течение нескольких минут расстреляли всех жителей. Только в Парасочках были убиты 83 человека – от стариков до маленьких детей, даже грудных. Эта расправа стала огромным потрясением для всей нашей деревни – ведь в этих соседних поселениях жило много знакомых и родных людей. Но потрясла расправа над теми, которые никак не были реальными участниками военной схватки. И не удивительно, что для карателей это обернулось непрерывными ожесточенными боями в их тылу и огромными потерями.

Уже после войны я узнал, что за период оккупации в нашем районе было замучено и расстреляно 1083 жителя, в том числе и дети, 770 с человек угнано в Германию, были уничтожены и сожжены десятки деревень. Вот почему долгие годы у меня ( и н только у меня) слово "немец" было синонимом слову "фашист".

Наша местность долгое время было территорией, которое опекало крупное партизанское объединение Ковпака. В нашем районе действовал один из его отрядов, который возглавлял Николай Попудренко. Здесь у деревни Новосергеевка был даже партизанский аэродром, через который партизаны держали связь с Москвой, получали оружие, боеприпасы, медикаменты и прочее необходимое оборудование. На партизан работало все население сельских деревень – пекли хлеб, снабжали мясом, делали обувь, шили одежду и полушубки, ремонтировали необходимые для партизан вещи. Все это привело к тому, что это район был практически выведен из подчинения немцев. И поэтому они решили распраиться. Унчтожить эту опорную базу. И для этого послали выполнять эту задачу венгерских карателей. Именно венграм было поручен покончить с партизанским отрядом, окружив партизанские силы в Софиевском лесу. Кровавая битва продолжалась более недели. Кольцо постепенно сжималось. В отчаянной попытке вырваться из блокады обернулось выходом из этого кольца многих партизан, но в то же время гибелью их командира. И еще долгое время уже после войны, когда мы ходили в лес за лесными дарами, мы находили остатки оружия и боеприпасов. Огорчительно, что такие находки иногда оборачивались гибелью подростков, пытавшихся что-то совершить с найденными снарядами, минами и другими "приветами" военных сражений.

Знаменательно, что и в условиях оккупации наша деревня (как и соседние) продолжали работать по принципу организации колхозных дел – никто землю не делил, продолжали также совместно сеять. Обрабатывать и собирать урожай, который мудро делили между собой, отдавали в помочь партизанам и чем-то отчитывались пред немецкой властью.

Еще одна фантомная боль. Есть такое понятие как "выжженная земля". Когда об этом читаешь в учебнике истории или художественном произведении, то это задевает тебя, заставляет обратить внимание на то, что случилось с людьми, как это происходило и какие имело последствия. Но совсем другое дело, когда ты становишься реальным свидетелем этой выжженной земли. В конце августа 1943г началось массовое отступление немцев – это было следствием орловско-курско-белгородской битвы. Отступая, немцы осуществляли принцип выжженной земли – уничтожали все и всея. Ими были образованы команды поджигателей, которые специально создавались для нанесения ущерба оставляемой ими земли. Одновременно жестоко расправляясь с теми, кто мог препятствовать этому или на кого падало малейшее подозрение. Причем, они не щадили людей, пытавшихся спастись из горящих домов. В нашу деревню пришел посланец от партизан, которые настоятельно посоветовали нам в эти дни покинуть деревню и спасаться в лесу. И до сих пор у меня стоит в глазах отблеск того пожара от горящих деревенских изб нашей и соседних деревень, когда глубокой ночью с опушки леса мы наблюдали за этим пылающим огромным заревом-кострищем под слезы и рыдания наших матерей. Лишь на следующее утро мы вернулись на попелище наших домов в деревню, в которой из 64 дворов случайно осталось всего несколько. И до сих пор меня терзают те стенания, рыдания и безысходность, которые охватили женщин при виде сожженных семейных гнезд.

Огромной фантомной болью стало известие после освобождения Брянщины в сентябре 1943г. о гибели многих односельчан – бойцов и партизан. Всего в нашей деревне из 127 мужчин, старшего возраста и молодых, в деревню возвратилось 21, если считать и увечных и покалеченных. И до сих пор я с содроганием вспоминаю рев женщин с очередным известием о гибели мужа, сына, кого-то из близких и родных. Не было ни одной семьи без потерь. Но это имело и другие последствия. Мы подростки, становились одной из необходимых сил возрождающейся деревенской жизни. Я помню пахоту, когда плуг тащила не лошадь и не вол, а несколько женщин и на которых было жалко смотреть после такой работы. И нам, подросткам, тоже доставалось. Уже в 8 лет я брал косу и выполнял необходимую работу, хотя нам давали за трудодень не мужскую, а половинную норму. Мы не могли самостоятельно поднять мешок зерна или картофеля: вцепившись втроем, ато вчетвером поднимали его на телегу, чтобы увезти в амбар на хранение или отвести в районный центр на "заготовки".И помню хронический недосып, ибо надо было вставать в 6 часов утра и идти на "колхозную работу".

Память хранит и несколько эпизодов, которые живы в памяти и до сих пор тревожат и заставляют пеерживать за судьбу тех, кто так или иначе пересекся с моей жизнью. Как блики на воде они будят некоторые события, которые врезались в память тревогой и переживаниями. Так в 1942 годы у деревни прямо на поле сел самолет с яркой красной звездой на корпусе. Перед этим он как-то странно шел с севера на юг, и немного покружив, сел у нашей деревни. Мы, мальчишки, побежали к нему и увидели летчика, который вылазил из кабины. И его первым вопросом, обращенным к нам, были слова: "Где у вас партизаны?". Мы знали направления наших лесных деревень и именно к ним, не замедляясь ни на минуту побежал летчик, почему-то захватив с собой парашют. А так чрез полчаса сюда приехали немцы из райцентра и бросились в погоню, я так и не знаю, удалось ли летчику спастись. Желание помочь разбивалось о то бессилие, которое нельзя было никаким образом преодолеть.

Еще один эпизод, врезавшийся в память. Эта какая-то беспорядочная бомбежка нашей деревни. Самолет без опознавательных знаков начал бомбить и обстреливать деревню, хотя поводов для чего не было никаких – в деревне не было никаких партизанских сил и вообще ничего такого, что относилось бы к какому-то военному присутствию. Тем не менее, было сброшено несколько бомб, открыта беспорядочная стрельба из пулемета. что особого вреда не причинило, но страшно перепугало деревенское население, которое по большому счету ничего не предприняло, оставаясь парализованным увиденным и услышанном и лишь потом попытавшихся скрыться в земляных окопах-щелях, которые были выкопаны практически у каждого дома. Одна из бомб взорвалась недалеко от того места, где я лежал на земле, согласно рекомендациям взрослых как вести себя с такой ситуации и наглядно видел, как разлетающиеся осколки резали ветви деревьев, впивались в бревна деревенских изб. Помню понимание беспомощности и беззащитности, полной невозможности ъотя как-то противостоять этой акции, понимание возможной гибели и одновременной веры в том. что это не может со мной случиться.

Конечно, это воспоминания детства. Многие факты, касающегося нашего района, стали известны после окончания войны. Так, в партизанских отрядах только нашего Климовского района воевали более 500 человек, не считая тех, кто по тем или иным причинам воевал в черниговском соединении Ковпака или в белорусских партизанских отрядах. А всего в границах нынешней Брянской области (до 1944г. она была частью Орловской области) в 127 отрядах воевало около 60 тысяч человек, которые уничтожили свыше 100 тыс. солдат и офицеров противника, подорвали около 1000 эшелонов, сотни мостов, сотни километров железнодорожного полотна. За мужество, героизм и отвагу 11 партизан были удостоены звания Героя Советского Союза, около 16 000 награждены орденами и медалями.

Но возродить многие деревни партизанской славы не удалось. После гибели их жителей, сожжения деревень во время отступления немцев в 1943г. многие из них заросли лесом. Другие еще существовали до страшного удара Чернобыля, который ускорил и завершил жизненную историю многих поселений. Но все же 9 мая, 22 июня и 7 июля приходят и приезжают жители со всех окрестностей в деревню Новосергеевка к мемориалу Партизанской славы, чтобы почтить память погибших в этих местах.

И я очень надеюсь, что эта память будет жить в веках.

О заявителе

Приложения