Наталья Реброва, жительница Алтайского края, представила на конкурс "История Великой Победы в истории семьи" рассказ, посвященный родным: участнику финской и Великой Отечественной войны Неклеёнову Егору Афанасьевичу и ветерану Великой Отечественной войны Неклеёнову Максиму.

Слабый свет керосиновой лампы едва освещал крестьянскую избу. Лампа мигала и чадила. От нее на стену ложились темные длинные тени. В углу под образами на коленях стояла Мария Трофимовна и прижав к груди руки, неистово молилась: "Господи, благодарю тебя, что спас моего сына Егорушку на проклятой Финской. Дай, Господи, ему сил и здоровья"... Этот ее шепот не давал покоя Егору. Мелькали страшные мгновения боев, сопротивление финнов, массированные атаки, изуродованные тела бойцов...

Медленно возвращались силы к Егору. Прошел месяц с небольшим, как он дома с удовольствием любовался родными просторами Алтая, наслаждаясь миром и покоем. Но на заре, раним утром, он содрогнулся от, взорвавшего тишину, надрывно-страшного крика своей матери: "Нет, не пущу, сынок!"... От ее причитаний проснулись не только его братья и сестры, но и односельчане: "Ироды фашистские! Уже кромсают нашу землю... Опять война проклятущая...".

Возле репродуктора в центре села Белокуриха собралось взволнованное население. Голос Левитана передавал важное правительственное сообщение. Каждое слово жутко и гулко отдавалось в сердцах собравшихся. Над родным селом повис крик и плач односельчан. Этот безудержный плач разносился по всем городам и селениям нашей многострадальной страны с того рокового дня 1941 года и последующие за ним долгие четыре, страшных года. Каждое утро собирался народ у репродукторов, откуда передавались последние сводки с фронта. Красная Армия отступала с тяжелыми боями, теряя боевую силу, технику, людей. Каждый понимал как тяжело сейчас там, на фронте. Но и в тылу было не легче.

Суровая военная зима очень быстро пожирала запасы продовольствия. Начался падеж скота, бескормица, голод. Семья бойца Егора Неклеёнова перебралась на рудник в с. Колывань. На фабрике отец бойца – Афанасий Моисеевич, работал смолокуром. Мать с детьми пилили дрова для фабрики, укладывая их в поленницы. "Держитесь, девоньки, не надо слез проливать по женихам. Вернутся они, вы только верьте в нашу победу. Слезы на морозе застывают, а лица у вас и так обморожены. Потерпите, милые, всем сейчас тяжело", – говорила Мария Трофимовна своим взрослым дочерям Катерине, Антонине, Евдокии. Работали в поте лица день за днем, в одеждах – стылой кольчугой на морозе, всё это выматывало силы.

– Сама-то, отдай-ка пилу да постой, отдышись – качаешься уже из стороны в сторону", – по-взрослому, говорил матери младший Иван.

Вечером они получали боны (продовольственные карточки) за сданные кубометры дров и по глубокому снегу брели домой, где их поджидала, оставленная за хозяйку самая младшая сестра Настенька. В её обязанности, к приходу старших, входило: прибраться в избе, протопить печь, которая никак не хотела разгораться, небольшим бидоном наносить воды из речки, приготовить нехитрый ужин из пареной свеклы и моркови. Собравшись за столом, обменивались планами на следующий день. Антонина и Катерина вязали рукавицы и носки бойцам на фронт. Поправляя фитиль (тряпочка, смоченная в растопленном сале, заменявшая свет лампы), Мария Трофимовна пряла. Настя и Евдокия перебирали шерсть. Отец с сыновьями "катали" валенки для солдат.

– А у меня чернила закончились и писать не на чем, – жаловалась Настенька.

– Не горюй. Сейчас сажу водой разведу, вот тебе и чернила. Писать будешь на старых газетах, между строк", – успокаивала её мать.

Шел 1943 год, третий год войны. Лютый холод сковал землю, но Настенька каждый день ходила в школу. Утром, как не спешила, промерзала насквозь. "Скорей бы добежать, скорей бы добежать", – стучала в голове одна мысль. Окоченевшими пальчиками пыталась на уроке окунуть гусиное перо, заменявшее ручку, в замерзшую чернильницу. "Возьми мою, я её уже отогрела", – делилась с ней подружка, приготовленными из сока красной свеклы чернилами.

–Давай сегодня письма бойцам напишем, что мы готовим посылки на фронт, – предложила одноклассница. И они писали о том, как помогают взрослым: мальчишки уже умеют пахать и сеять, девочки – лопатить (сушить) зерно, как собирают колоски, вяжут снопы, как ждут все возвращения родных домой. Быстро становились взрослыми дети. Все делали наравне со старшими для фронта, для победы, для бойцов, защищавших их отечество.

А война громыхала взрывами да пулеметными очередями, и "косила, косила" солдат. Егор воевал в дивизии сибиряков. Бой под Сивашем был особенно тяжелым, длился трое суток. Вмерзая в болото, пережидали фашистский артобстрел, чтобы с новыми силами отбивать вражеские атаки. Пронзительный грохот от разрывов закладывал уши. Думалось: "Только бы выжить! Не погибнуть, дойти!".

В этом бою Егор был тяжело ранен. Как попал в госпиталь, помнит плохо. Раны и тяжкий недуг сковали его тело. В 1944 году он был комиссован из госпиталя по ранению. К тому же смертельный туберкулез укорачивал его жизнь. Это заболевание считалось неизлечимым. Он таял на глазах. С каждым днем ему становилось все хуже. Егор знал, что жить ему осталось совсем немного.

На дворе было тепло, ярко светило солнце и как будто вовсе не было войны.

– А ведь я еще не жил, мама. Все война и война. То одна, то другая, опалила она мою молодость. Где-то воюет сейчас мой брат Максим. Я верю – скоро конец войне, Максим вернется...

Максим на войне за спины не прятался. Однажды под шквальным вражеским огнем перевозил роту солдат. Приказ командира, который находился в одной кабине с Максимом "Не останавливаться... Только вперед!" – был последним в его жизни. В ту же минуту по лобовому стеклу автомобиля ударил снаряд. Пробив стекло, пуля застряла в теле молодого командира. На предельной скорости вел Максим свою машину, лавируя, пытался уберечься от пуль. "Только бы в бензобак не попали", – как заклинание шептал, стиснув зубы... "Потерпи, браток, до лесной чащи совсем немного осталось", – не отрывая взгляда от дороги, успокаивал он командира.

В лесу бойцы быстро заняли оборону, а Максим, открыв дверцу кабины, принял упавшее на него безжизненное тело. "Командира убило!" – сдавленным от ужаса голосом, прокричал он солдатам. "Не высовываться, не передвигаться, оставаться всем на местах!" – строго командовал новый ротный, без лишних раздумий взявший на себя командование.

В наступившем коротком затишье бойцы услышали где-то неподалеку детский плач. "Ты слышал?" – спрашивали они друг у друга. Плач ребенка был слабым, охрипшим, то усиливался, то затихал. Нервы бойцов были напряжены до предела. "Ни с места! Возможно, это ловушка" – приказал ротный. Не выдержавший такой пытки солдат рванулся в сторону плача. В траве он увидел грязный, сырой сверток тряпья и в нем детское личико, а вокруг ни живой, ни мертвой души возле ребенка. "Откуда здесь малыш? Как он попал сюда? Сколько времени подвергался истязанию мошкары, холода, голода и сырости?" – удивленно гадали бойцы.

"Может быть, пленных гнали по этой дороге и мать, чтобы спасти ребенка, бросила его в сторону. Или у пленной матери немец – охранник вырвал из рук заходящуюся в голодном плаче малышку. Все вопросы бойцов оставались без ответа, появление ребенка в тех местах так и осталось тайной.

В свертке оказалась девочка месяцев шести. Каждый из бойцов пытался оказать помощь малышке. Один снимал грязное набившееся насекомыми тряпье, другой наскоро протирал её, завернув в солдатское нижнее белье, третий поил водой и кормил размоченными сухарями.

Целые сутки возил Максим малышку в кабине, пока не сдал ее доброй русской женщине в селении, случайно попавшейся на их пути.

Сибиряки народ смелый и отчаянный. В тяжелых боях проявляли несокрушимую стойкость, бились с присущим им упорством.

Слова Егора сбылись. Максим вернулся с войны с медалями – за отвагу, за освобождение городов от немецких захватчиков. Он вынес обессиленного уже Егора на улицу...

– Посмотри, мама, как ликует народ, празднуя победу... Смех и слезы... Объятия и гармоника... Солнце и цветы... Как хочется жить... жить... жить... Я умираю, зная, что мы выстояли, мы победили! Вы живите долго и счастливо. Берегите мир, за который мы воевали... – тихо говорил Егор.

Вскоре мать и отец похоронили своего старшего сына Егора Афанасьевича Неклеёнова. Ему было всего 32 года, он не успел стать отцом, но он живет в памяти людской, оставшись навсегда Защитником Родины...

Максим Афанасьев Неклеёнов – ветеран войны и труда, кавалер ордена Отечественной войны II степени, обладатель медали "За освоение целинных земель" и множества юбилейных наград. Переживший коллективизацию, создание колхозов и совхозов, голодный и страшный 1933 год, военное лихолетье – он принадлежит к поколению, на долю которого выпало особенно много испытаний...Прошлое никогда не уходит из настоящего, не покидает его. Оно незримо присутствует в каждом из нас... в нашей памяти...

Приложения