На конкурс "История Великой Победы в истории семьи" прислана работа члена МО Союза журналистов России Натальи Морсовой.

Жаркое лето на Ладоге. На скалистом берегу уютного заливчика скопилось много дачников. Все от мала до велика бросили свои грядки и спрятались от жарких лучей солнца в прохладных водах крупнейшего в Европе Ладожского озера. Вдруг послышался звонкий, задорный смех немолодой женщины, она отдыхала в кругу своих родственников – дочь, зять, внуки. Жизнерадостная рассказчица веселила всех занимательной историей. "Какая счастливая женщина", – подумалось мне. Известно, что с человеком, излучающим радость, всегда хочется общаться. Слово за слово, познакомились – Алла Юрьевна Платонова, коренная ленинградка, моя новая соседка по даче. Знакомство наше продлилось и в следующие дни, продолжается оно и по сей день.

Однажды я поделилась с ней мыслями о сборе материалов о своих родственниках – блокадниках, проживающих с самого рождения и по сей день в Петербурге и перенесшие блокадное лихолетье в раннем детстве. "А я ведь тоже блокадница", – без кокетства и излишней грусти вдруг сказала Алла Юрьевна. Я опешила: угадать блокадницу, пережившую младенцем сверхчеловеческие страдания, в этой активной, пышущей здоровьем и жизнелюбием женщине было невозможно. Но история её блокадного детства ужасает и поражает.

Родилась Аллочка Платонова за полгода до начала Отечественной войны в декабре 1940 года и всю войну и все 900 дней блокады прожила в осаждённом городе вместе с родителями Платоновой Натальей Андреевной и Юрием Николаевичем. "Мы выжили, – рассказывает Алла Юрьевна, – только благодаря молодости и безграничной любви моих родителей. День снятия блокады Ленинграда 27 января до сих пор ежегодно отмечаем всей семьёй, как второй день рождения".

Блокада Ленинграда (с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года) – беспрецедентный факт в истории человечества, и это признано всей мировой общественностью. Умерло от голода почти полтора млн. человек. Погибло от бомбёжек и артобстрелов ок. 28 тыс. человек, в ходе эвакуации из города погибло 360 тыс. чел. Гражданского населения было уничтожено фашистами ок. 1 млн. 700 тыс. чел. В битве за Ленинград погибло 2 млн.700 тыс. воинов. Лондонское радио в 1945 году сообщило, что "защитники Ленинграда вписали самую замечательную страницу в историю мировой войны, ибо они больше, чем кто бы то ни было, помогли грядущей окончательной победе над Германией".

Коренного ленинградца, пережившего скорбный опыт блокады, не спутаешь ни с кем. Это люди особой породы. Что их отличает? Скромность в одежде и мыслях, бережливость и терпеливость, сдержанность в словах и умеренность в желаниях, выносливость к лишениям. Они способны к самопожертвованию и самообладанию в опасной для жизни ситуации. Несмотря на то, что многие из них ещё до недавнего времени, а возможно кто-то и до сих пор, проживают в крошечных и убогих коммунальных квартирках. Их отличает чуткость и внимательность к другим людям, благородство, надёжность и преданность. Они высоко ценят дружбу и верность. Блокадники умеют ценить жизнь.

Фашизм на земле уничтожен, но идеи его всё ещё "бродят по Европе". Имеют место они и в России, особенно среди молодёжи, в стране, понесшей самые большие разрушения и человеческие потери. И хочется верить ленинградской радиоведущей и пламенной поэтессе Ольге Берггольц, пережившей войну в блокадном Ленинграде, что "никто не забыт и ничто не забыто". И когда сейчас вдруг услышишь неофашистские вопли, так и хочется этих глупцов, избалованных игрушками и конфетами, любовью и вниманием заботливых родственников, хотя бы на один день отправить в осаждённый Ленинград, где дневная пайка хлеба составляла "сто двадцать пять блокадных граммов с огнём и кровью пополам" (Ольга Берггольц). Да познакомить с удивительными людьми, израненное детство которых совпало с блокадой города – героя Ленинграда.

Все в семье Аллочки, как и она в будущем, были химиками, родители ещё до войны начали работать в лаборатории, где испытывали действие вредных химических веществ типа зорин, иприт и др. В годы войны Юрий Николаевич, кадровый офицер, продолжал заниматься гражданской обороной в качестве начальника хим. разведки г. Ленинграда. Наталья Андреевна также была военнообязанной, и ей было предписано отправить дочь с домом малютки в эвакуацию, на что мать категорически отказалась. Женщина знала, что дети могут потеряться в дороге или погибнуть. Аллочке повезло, – она всю войну оставалась со своими родителями, при этом была обречена на нечеловеческие испытания, особенно нестерпимо голодными были зимы 1941 и 1942 годов. Преимущество было лишь в том, что самые близкие люди были рядом и имели возможность приласкать и успокоить, прижать к себе родное дитя. "Мы жили в коммунальной квартире в Усачёвом переулке с родственниками отца. Мама получала хлеб на всю большую семью, но его было так мало, что для развешивания достаточно было одночашечных аптекарских весов. С замиранием сердца домочадцы внимательно наблюдали за делёжкой хлеба, подбирая каждую крошку. Этими весами мама дорожила до конца своих дней. Сейчас они, как реликвия, хранятся в нашей семье".

Однажды зимой 1941 года в дом попала бомба, здание было разрушено. Семья из трёх человек получила ордер на другую, брошенную эвакуированными жильцами, квартиру по улице Гоголя. Переезд был назначен на 31 декабря. Нужно было успеть переселиться до комендантского часа с 00 до 5 часов утра. "Родители очень торопились. Меня положили в детскую ванночку и везли по снегу, как самый ценный груз. А в мальпосте, так называлась детская коляска, перевезли все наиболее нужные, оставшиеся после бомбёжки вещи. Вот и всё наше имущество. В этой квартире прошло моё несознательное и сознательное детство".

Семья жила в маленькой кухоньке, которая топилась тогда, когда находилось, чем топить. А комната с выбитыми окнами, в которой царил промозглый холод, была завалена вещами прежних жильцов. "Сюда я ходила "гулять", как на улицу, закутанная в разные тряпки. Тут я разговаривала с "кисками", так я называла серых кошечек, которые почему-то лазали по стенам, грызли двери и рамы и рвали шерстяные вещи. Потом я узнала, что это были не кошечки, а голодные крысы, проживающие с нами в одной квартире. Только крысам тогда и было чем утолить голод", – вспоминает Алла Юрьевна. Малышка и не догадывалась, что у других ленинградских детей ещё недавно была совсем другая жизнь – сытая, в чисто убранной квартире, с куклами и конфетами.

Чтобы согреть ребёнка, мать ставила кроватку прямо на печь, а сама, уставшая и измученная голодом, спала возле печи. В отсутствие матери кроватка от взрывной волны часто падала с печки вместе с ребёнком. Мать заставала дочь сидящей на полу, с улыбкой сообщающей: "Немцы, бах". Всякий раз, возвращаясь домой, Наталья Андреевна испытывала страх за надолго оставленную в полупустом доме дочь, ведь здание располагалось в 300 метрах от Исаакиевского собора, который бомбился фашистами нещадно. Входную дверь тогда уже никто не закрывал, вдруг на минутку вырвется со службы муж. Однако участились случаи людоедства, особенно детей. Со слов своей матери, Алла Юрьевна рассказывает о судебном процессе над женщиной с помутившимся от голода разумом, обвинённой в людоедстве. После этого случая мать перестала оставлять ребёнка одного дома и повсюду водила за собой.

Многие жители блокадного Ленинграда настолько привыкли к рёву сирены и звукам метронома – сигналам тревоги в радиоприёмнике, что перестали на них реагировать, – так ничтожна была цена жизни. Аллочке был знаком звук метронома, она его помнит до сих пор, – тогда оставшиеся в живых и имеющие силы передвигаться выбегали из своих домов. Однако Наталья Андреевна, услышав сигнал тревоги, а чаще это происходило по ночам, рисковала жизнью дочери и своей и в бомбоубежище не уходила. Она считала, что испуганные люди, бегающие в панике с котомками и узлами в бомбоубежище, а потом обратно, растрачивали последние силы. Женщина старалась сберегать силы и расходовать их только на дело. А дел было много: растить и кормить ребёнка, ежедневно выстаивать огромные, многочасовые очереди, чтобы отоварить хлебные карточки, под рёв вражеских самолётов, грохот взрывающихся бомб, падающих зданий, звон битого стекла. Нужно было где-то добывать дрова: это была мебель из пустующих квартир и доски от разбитых заборов, носить ежедневно по два ведра воды из реки Невы. А воды требовалось много: постирать пелёнки, вымыть ребёнка и просто пить, поскольку есть было нечего.

Иждивенческой карточки матери на мизерную пайку хлеба и соевое молоко на ребёнка, которые отоваривались в гостинице Астория по месту жительства, не хватало на двоих. И в голодное и холодное время блокады – зимой 1942 года Аллочка заболела болезнью Боброва, похожей на цингу. Дёсна покрылись язвочками, она перестала ходить и говорить, глаза вылезли из орбит, ребёнок быстро угасал. Девочка производила такое ужасающее впечатление, что мать, выходя на улицу, прикрывала её лицо пелёнкой. В педиатрическом институте, который тогда располагался возле Финляндского вокзала, матери предложили оставить ребёнка здесь, надежды на выживание не было. На что та ответила: " Пусть умирает дома". Спасло Аллочку активное вмешательство отца, который поднял на ноги знакомых фармацевтов и с большим трудом добыл аскорбиновую кислоту (витамин С). Действие аскорбинки было так велико, что девочка быстро пошла на поправку. Казалось, что киноплёнка её жизни прокрутилась в обратную сторону: глаза заняли положенное место, вылечились дёсна, она вновь научилась ходить и говорить. Осталось только косолапость, но с этим жить можно. Аллочку прозвали косолапым гномиком.

Юрий Николаевич понимал, что надо спасать семью. Несмотря на своё значимое положение в осаждённом городе и свою известность, он, преодолевая стыд, тайком собирал остатки недоеденного в офицерской столовой, всё сливая и ссыпая в бутылку и пряча её под столом. Находясь на казарменном положении, он приносил еду, когда мог, – через неделю или две. Но семья была рада и этому прокисшему и протухшему месиву, ведь у других и этого не было. При появлении отца Аллочка бросалась ему на шею со словами: "Принёс бутылочку"? Не всегда отцу удавалось что-либо принести домой, но девочка всегда ждала заветную бутылочку. Удивительно, но от такой пищи, считает Алла Юрьевна, никто не страдал расстройством желудка. Хотя дистрофию и дизентерию всё равно не избежали. Такой массовой дистрофии, как у блокадников, мир ещё не знает.

Наталья Андреевна искала всякие пути раздобыть пропитание. Как-то раз повезло: удалось обменять беличью шубку и серебряные ложки на муку. Под раскатами артобстрела поздно вечером она отправилась по указанному адресу. Она спустилась в подвальное помещение, открыла дверь, и на неё пахнуло таким вкусным теплом и ароматом горячих лепёшек, что женщине стало дурно, и она потеряла сознание. Хозяйка оказалась "не жадной", она отсыпала большой кулёк муки. С этим пакетом, тесно прижатым к груди, радостная Наталья Андреевна бежала домой по пустынным улицам, минуя городские развалины, и очень боялась, как бы "лихие" люди, которых выпустили из тюрем из-за отсутствия питания, не отняли её богатство. И это были счастливые моменты. Но было и по-другому: на спиртовке для химических опытов грелось жалкое подобие супа из ядовито вонючего столярного клея и кусочков кожи от ремешков. Этот студень сверху заливался олифой. Та же спиртовка с пробиркой служила источником света в доме.

Наконец Наталье Андреевне удалось устроиться на работу паспортисткой рядом с домом. Теперь жить стало немного легче, появилась рабочая карточка – 250 гр. хлеба в день. Мать брала с собой на работу ребёнка, и Аллочка при любом удобном случае рассказывала всем подряд сказку про курочку рябу, за что получала крошечные кусочки вкусного вознаграждения от благодарных слушателей. Девочка подружилась с мальчиком Борей из соседнего дома. Оба они страдали рахитом, его ножки были вывернуты наружу, а Аллочкины вовнутрь. "Ходили с Борей, взявшись за ручки, чтобы поддерживать друг друга. Наверное, мы были неотразимой парой, – шутит Алла Юрьевна. – Наши мамы дружили, они вместе кололи лёд, убирали мусор, тушили зажигательные бомбы на крышах, увозили умерших, оформляли их документы. Всё это делали хрупкие женщины, изнурённые голодом, с чесоткой и во вшах из-за отсутствия воды, переболевшие цингой и очень плохо одетые. Из одежды у моей мамы были фетровые сапожки, надетые на портянки, и ватник, и это при сорока градусах мороза".

Кусок мыла и баня были большой редкостью. Алла Юрьевна вспоминает случай о мытье в общественной бане: "В один из женских банных дней привели взвод солдат, которым приказали быстро раздеться и быстро вымыться. Истощённые дистрофией женщины и измождённые мужчины не смотрели друг на друга, им было не до чувства стыда, всех объединяла одна заветная цель – помыться, пока есть вода".

Умерших от голода и болезней людей свозили в общую братскую могилу. Однако бывали случаи, когда родственники не хоронили покойников и до конца месяца жили с ними в одной квартире. Причина понятна: воспользоваться хлебной карточкой умершего. Такая же история случилась и в семье Аллочки. Прабабушка девочки перед самой войной приехала проведать ленинградскую родню и посмотреть новорождённую. Плотно сжатое кольцо вражеских фронтов вокруг города не выпустило старушку, и та навсегда осталась в земле ленинградской. Обезумев от голода, она снимала чулки и наматывала их на шею. При этом каким-то образом добытый кусочек сахара, самое сокровенное, что тогда могло быть, она не тронула, – перед смертью оставила его в сахарнице для своей правнучки. И ещё несколько дней её хлебная карточка поддерживала "благодарных" за столь щедрый подарок родственников.

Зимой 1943 года "Дорога жизни" облегчила положение узников осаждённого города. По льду Ладожского озера с Большой земли в Ленинград везли муку, мыло, крупы. Фашистские авиабомбы нещадно решетили ледовую броню. Машины, сани, лошади, люди проваливались в ледовую купель. Но "Дорога жизни" выполнила свою героическую миссию.

К концу войны взрослые заботы легли на плечи пятилетнего ребёнка: сейчас трудно поверить, но в обязанности детей входило стояние в бесконечных очередях за мукой, хлебом, мылом, солью, спичками, за кульком угля и бутылкой керосина. Самостоятельные выходы на улицу доставляли Аллочке большое удовольствие, несмотря на многочасовые очереди на морозе или под дождём. Таким образом она отвлекалась от постоянного чувства голода. Проходя мимо витрин магазинов, она мечтала о нарядном платьице и красивых туфельках, которые мама купит ей, когда кончится война и когда у них будет много денег. А главное – много хлеба.

Блокада осаждённого города поставила людей на грань жизни и смерти, когда полностью теряются физические и душевные силы, а с ними и мечты. Но, к счастью, с Аллочкой такого не произошло. Эта "солнечная" девочка умела озорно смеяться и радоваться жизни. Она с удовольствием занималась художественной самодеятельностью. С первого класса школы девочка проявила большой интерес к русским народным танцам, была большой любительницей рисования и кукольного театра – она с удовольствием посещала самые разные кружки в школе и в доме пионеров. По-настоящему учиться ей пришлось после войны – окончила школу, затем, как и родители, химический факультет института. По сей день она работает, занимается химическим анализом металлов, жидкостей, аэрозолей.

В труде и заботе, в поисках хоть какой-нибудь еды, без воды, тепла и света, обречённые на изнурительное голодание и умирание люди, но с источником информации – радио, которое никогда не выключалось, ленинградцы жили и надеялись на скорую победу. Совсем плохо было тогда, когда после очередной бомбёжки связь обрывалась, и радио не работало. Находясь в полной изоляции от мира, лишённые последней поддержки, блокадники страдали из-за отсутствия новостей с фронта. Но с возобновлением работы радио вновь звучал ободряющий, уверенный голос Юрия Левитана и пламенные призывы Ольги Берггольц "Держаться, во что бы то ни стало держаться".

Фашисты знали о страшном голоде и были уверены, что измученные длительными лишениями и изнурительными болезнями ленинградцы не смогут сопротивляться и осаждённый город сдадут. В планах немецкого командование как раз и было полное уничтожение "злого" города и его жителей. Аллочкина мама рассказывала о том, что немецкие диверсанты проникали в город, катались на велосипедах и разбрасывали листовки – паспорта на русском языке с предложениями о сотрудничестве, зазывали к себе детей и подростков. И не всегда безрезультатно, но это всего лишь исключение.

Война закончилась, пришло время идти в школу. Переболев рахитом, цингой, дистрофией, потерей зрения, слуха и речи, блокадным детям приходилось заново учиться ходить и говорить. Истощённые дети выглядели ущербными во всех отношениях по сравнению с приезжими ребятишками. Ребятишек в городе прибавилось за счёт притока большого числа семей строителей, которые разбирали завалы на улицах города и восстанавливали прежнее великолепие бывшей столицы России. "На уроках я всегда ждала перемены, чтобы скорее съесть завтрак", – рассказывает Алла Юрьевна, – так случилось и на уроке немецкого языка. К концу урока я стала подсчитывать мелочь, чтобы купить в буфете булочку. Ирена Адольфовна это заметила. Обрусевшая немка, блокадница, у которой на глазах немцы расстреляли сына и мужа, была чрезвычайно строга. Разгневанная учительница подошла ко мне, сдёрнула косынку с моей забинтованной головы и вытолкала за дверь. После этого учить "немецкий" совсем расхотелось". Бинты появились на голове у Аллы в результате сильного обморожения, которое она получила в бесконечных очередях: за мукой, мылом, сахаром, хлебом, керосином. "Болели отмороженные руки, ноги, нос, лицо. Текли уши, и мама их забинтовывала, а сверху завязывала косынку. Таким "зайцем" я ходила в школу, поскольку болезни не являлись причиной не посещать уроки", – продолжает Аллла Юрьевна. Бессловесные, запуганные войной дети и дома не могли пожаловаться на обидчиков, – жалобы детей родители не поощряли. И всё же, школу Аллочка благополучно закончила и получила долгожданный аттестат. А потом начала работать, одновременно обучаясь в ВУЗе. Занялась спортом, и следа не осталось от "заторможенного заморыша".

"Есть хотелось ещё долго после войны, голод меня преследовал всё время, – вспоминает Алла Юрьевна, – я не отходила от стола до восьмого класса и никак не могла наесться. Я доедала за своим младшим братом, родившимся после войны слабеньким и болезненным. Для меня не было невкусной пищи, я постоянное ела и ела. И все карманы одежды были забиты хлебными крошками. Бывало так, что, почти дойдя до дома, я вдруг заходила в булочную, на оставшиеся копейки покупала самую дешёвую булочку и с жадностью набрасывалась на неё, чтобы заглушить голод. Но это был уже не голод, а память о нём. К зрелому возрасту я, наконец, наелась. Мы в блокаду насиделись на диете на всю оставшуюся жизнь. Теперь я никаких диет не признаю".

– Что Вы помните из блокадной пищи?

– "кроме хлеба, ничего. Психологически труднее было перенести блокаду детям в сознательном возрасте, ведь им было с чем сравнивать. А нам малышам было легче, ведь мы думали, что так и должно быть всегда. Голод – царь над людьми, – считает Алла Юрьевна, – и это самая жестокая проверка человеческих отношений, которую с честью выдержали мои родители. И я преклоняю голову перед ними. Я им обязана своей жизнью".

"В последние годы, – рассказывает Алла Юрьевна, – с уходом из жизни отца и его друзей, осталась одна мать Наталья Андреевна Платонова. Но недавно в возрасте 90 лет и она ушла из жизни. Нас всегда удивляло и восхищало их терпение, мужество, и при этом они сумели сохранить замечательное чувство юмора. Мама утверждала, что героизм и мужество были вынужденными, и скромно добавляла, что ничего тут особенного нет, люди должны уметь стойко переносить выпавшие на их долю тяготы жизни. Родители ушли из жизни, но мы бережём память о них, чтобы знали и помнили наши внуки и правнуки". Родители Аллы Юрьевны Платоновой были награждены медалями "За оборону Ленинграда".

Навёрстывая упущенное в детстве, Алла Юрьевна по сей день невероятно активна, и, как говорится, "покой ей только снится", кстати, о нём она и не думает. Застать дома непоседливую женщину довольно проблематично: в свободное от работы и от воспитания подрастающего поколения время, она рисует, многие годы занимается в изостудии: здесь она научилась под руководством профессиональных художников писать маслом, акварелью, пастелью, выставляет свои работы в выставочных залах С – Петербурга. Пейзажами жаркого лета, пёстрыми бабочками, нарядными жуками и яркими цветами изрисована русская печь и стены на её даче. Её можно увидеть летящей в воздушном шаре над скалами Турции, в геологической экспедиции на Камчатку, Кавказ или Казахстан, с сотрудниками своей химической лаборатории она определяет залежи золота в Австралии или в экваториальной Африке, исследует воды Азовского, Чёрного и Каспийского морей. На лыжах или на мотоцикле она совершала восхождение на доступную высоту Эльбруса. А пару лет назад Алла Юрьевна несказанно удивила всех: осуществила свою давнюю – предавнюю мечту – научилась играть на баяне. А дело было так: купила баян, затащила тяжёлый инструмент в трамвай и поехала в ближайшую детскую музыкальную школу, там нашла педагога по классу баяна. Поражённый настойчивостью "деликатного возраста" ученицы, педагог взялся обучать её бесплатно. И теперь из квартиры новоиспечённой музыкантши звучат любимые мелодии её родителей, песни военных лет.

Вместе с друзьями из общества ленинградских блокадников она много путешествует: полюбила готическую архитектуру Англии, любовалась пышными красотами Испании, изучала экзотику Китая. Кого часто можно встретить на выставках, в театрах, концертах, в музеях? Конечно – блокадников, им интересно всё. Много их и в поликлиниках: война "щедро" наделила типичными заболеваниями, вызванными длительным голоданием: стрессом, дистрофией, цингой. Многие не смогли иметь детей. Однако, всегда жизнерадостные, они крепко держатся за жизнь и готовы, не скупясь, поделиться со всеми своей стойкостью и выдержкой.

– Где черпайте энергию? – интересуюсь я.

– "В творчестве, в общении с людьми. Я тружусь с 16 лет и по сей день".

Яркая, жизнерадостная оптимистка, полная идей и проектов на будущее, мечтающая преобразовать мир вокруг себя, неординарная личность, – она привлекает к себе таких же людей, как и сама. Дважды была счастлива в браке, мужчины всегда ценили её ум, целеустремлённость, открытость и общительность. В лучах её энергии и внутреннего огня, который плещется через край, купаются такие же неординарные личности – учёные, поэты, художники. Окружающим людям импонирует сильная, волевая, активная женщина с чувством юмора, остроумная, любознательная, с активной жизненной позицией.

-Вы говорите о специфических болезнях блокадников. Чем они отличаются?

– "Я часто вспоминаю моих дорогих родителей – мужественных людей. Моя мама Платонова Наталья Андреевна, прожив 90 лет, всегда удивлялась тому факту, что медики мало изучали здоровье пациентов, переживших 900 дней блокады и всю войну. Поразительно, но во время войны исчезли все обычные заболевания мирного времени: язва желудка, рак, сахарный диабет и другие, они нас и сейчас не беспокоят. Мы страдали совсем от другого: от голодной дистрофии".

– Как Ваши всегда занятые родители находили время на воспитание своих детей?

– "Может показаться, что нашим родителям, занятым с утра до ночи тяжёлым трудом – восстановлением разрушенного города Ленинграда, не было дела до воспитания своих детей. Но это не так. Семья была главным воспитывающим фактором: поведение родителей, их отношение к жизни, к труду, уважение друг к другу, к старикам формировали наш характер. Кроме того, мы много времени проводили в школьном коллективе, в домах пионеров, в творческих кружках, – там мы учились общаться. Трудовыми навыками овладевали дома, поскольку домашний труд был на детях, а также в пионерских лагерях и на пришкольном участке. Окружающая среда – вот тот сосуд, в который попадает ребёнок. Здесь куется его счастье или несчастье, его мировоззрение. Мне повезло: сразу после окончания института я попала в научную среду, где вращалась в обществе интеллигентных, образованных и скромных трудяг. Повезло вдвойне: работа совпала с интересом: проводить опыты с аэрозолями в химической лаборатории было увлекательно, результаты моего труда я до сих пор вижу в нашей повседневной жизни".

-Вы и сейчас продолжаете работать. Не пора ли отдохнуть?

– "Отпраздновав 70-летний юбилей в родном университете, я ушла с трудовой книжкой в руках, но не на заслуженный отдых, а на поиски новой работы. Привычка работать не отпускает наше поколение. Очень хочется быть полезным обществу, быть всегда в строю. И тут я столкнулась с возрастным цензом. После серьёзной исследовательской работы в химической лаборатории мне предлагалась работа в гардеробах, уборка помещений, в сетевом маркетинге. Успокоилась я лишь тогда, когда стала волонтером в детском благотворительном фонде "Милосердие детям – сиротам". В этом фонде работы – непочатый край, а заработок мизерный. Но здесь я получила то, что хотела – почувствовала себя востребованной. Я ищу спонсоров для нашего фонда, которых надо деликатно, но настойчиво убедить в том, что эта благотворительность нужна не только детям – сиротам, но и самим спонсорам. Понятно, что бизнесмены расставаться с деньгами не хотят. Но когда удается добиться положительного результата, то получаешь колоссальное удовлетворение".

– Хватает ли времени на творчество?

– "Работа отнимает много сил, но для творчества всегда можно найти время. С друзьями – бывшими блокадниками, мы навёрстываем то, чего были лишены в детстве: посещаем выставки, театры, музеи, и это всегда приносит удовлетворение, даёт полёт для новых творческих замыслов. Оказывается, в почтенном возрасте есть свои прелести. Находится время на пение в хоре ветеранов войны и труда. Музыку и живопись я любила с детства и всегда мечтала научиться рисовать и играть на баяне. Теперь моя мечта осуществилась: я занимаюсь в изостудии, пишу акварелью, маслом, научилась играть на баяне".

– Как Вам удаётся дружить с детьми и внуками?

– "Жаль, что время наше набирает обороты всё стремительнее и стремительнее. Мне уже 74 года. Но мы не сдаёмся и раскручиваем спираль времени в обратную сторону. Собственное здоровье во многом зависит от здоровья наших детей и внуков. А также от взаимоотношений с ними. Зачастую, хочется поучить их жить, подсказать, дать совет, упрекнуть за их недостаточное внимание к себе. Но делать это надо ненавязчиво. А чаще всего – лучше промолчать и заняться своими делами. А посудачить можно и с подругами. Вот для этого и нужны встречи с друзьями. Моё правило: не советуй, если тебя об этом не просят, не навязывай свою помощь, если не просят. Моменты непонимания со своими близкими, особенно, если живёшь с ними бок о бок, конечно, случаются. Но на то мы и есть – старшее поколение, чтобы проявить житейскую мудрость: не замалчивать проблему, а спокойно обсуждать её. А порой достаточно просто рассмеяться, и недоразумение исчезнет. И только терпение может уберечь нас от отчуждения друг с другом. Предъявлять претензии молодёжи в том, что они нам чем – то обязаны, не стоит. Они нам ничего не должны. Молодые живут в своём ритме жизни, загружены своими житейскими делами, заботами о своих детях, много работают. Лучше не беспокоить их лишний раз. Быть мамой и бабушкой – это тоже работа. Надо, чтобы дети и внуки чувствовали, что у них есть тыл, запасной аэродром, куда всегда можно приземлиться".

– На чём основан Ваш оптимизм?

– "Мы, поколение 40-х годов, всю жизнь шагали по ней в борьбе за эту жизнь и закалились в борьбе. В экстремальных условиях блокадного ада выработалась выносливость и устойчивость к невзгодам, нездоровью и к прочим "не", в том числе и ко всем "не" нашей современной российской жизни. Мы научились терпеть и не ныть, мы умеем радоваться жизни".

– Сейчас много говорят о стрессах, как Вы справляетесь с ними?

– "У меня их не бывает, – просто некогда".

– Как же всем нам справляться со стрессовыми ситуациями?

– "В них не попадать. Заниматься любимым делом, работать, творить, читать, путешествовать, постоянно быть занятым".

– О чём мечтаете?

– "У меня сталось не так уж много времени, поэтому хочется ещё очень многое успеть, узнать, получить новые впечатления не только из книг и "ящика", но и вживую почувствовать "аромат жизни".

Так вот откуда у блокадников столько оптимизма и жизненных сил! Они умеют любить и радоваться жизни, как дети. Дети блокады искренне дорожат своей семьёй, дружбой друг с другом. Им есть, что вспомнить, чем поделиться.

– Что бы вы пожелали сегодня тем, кто никогда не знал войны?

– "Надо, чтобы никогда не повторилось трагическое прошлое. Чтобы будущие поколения знали всю правду о войне, о блокаде и о героической обороне города – героя Ленинграда, которая долгие годы замалчивалась, а также унаследовали те качества, благодаря которым выжили и победили его защитники, женщины и дети. Не допустите новых войн! Берегите детей! Берегите мир!".

Фото из личного архива А. Ю. Платоновой и музея "Блокады Ленинграда"

125 граммов хлеба

Аллочка Платонова с родителями в дни войны

Аллочка Платонова в конце войны

Алла Платонова в блокадном детстве

Алла Юрьевна возле мольберта

Счастливая бабушка