Тамара Ермоленко из Алтайского края прислала на конкурс "История Великой Победы в истории семьи" рассказ о Наседкине Федоре Степановиче и Курцеве Дмитрии Васильевиче, ушедшими на фронт. В рассказе Тамары Григорьевны – проникновенные строки о том, как жил и работал Тыл в годы Великой Отечественной, как жили и выживали "дети войны".

Наседкин Федор Степанович

"Проходят годы, многие события уже принадлежат истории. Тают ряды участников Великой Отечественной войны. Но сколько бы ни прошло лет, их подвиг не забудется. Почти 250 тысяч сынов и дочерей Алтая не вернулись с войны, и мы, живущие, в неоплатном долгу перед ними.

Беда не обошла стороной ни одну семью, не исключение – и наша. Фёдор Степанович Наседкин был направлен для учёбы в школу офицеров в город Алейск из села Буканское Алтайского края. После ускоренной подготовки – на Сталинградский фронт, в пекло самой ожесточённой битвы Великой Отечественной войны. Мать Фёдора шла девяносто километров от села до города, чтобы проститься с сыном перед его отправкой на фронт. Как будто чувствовала, что не увидеться им больше...

Дома стала ждать от него весточку и приход конца войны. У Марии Степановны были ещё дети, но самым ласковым и работящим был её любимый Феденька.

Письма приходили очень редко, мужские, скупые. События на фронте не оставляли времени на обстоятельность.

Страницей истории стал подвиг бойцов четвёртого батальона, старшего лейтенанта Фёдора Жукова. Батальон удерживал занятую высоту в течение десяти дней. Шестнадцать раз атаковали их гитлеровцы, но восемнадцать, оставшихся в живых, воинов прорвались через кольцо окружения к своим, предприняв дерзкую атаку. Такую горстку людей враг не смог одолеть.

Билась насмерть, защищая вокзал 42-ая бригада. Бои длились два месяца. В 1943-ем году вместо весточки от сына Мария получила похоронку. Не может быть для матери ничего страшнее. Она осунулась, почернела, перестала есть и спать. Ночами соскакивала, прислушивалась – вдруг постучит..., потом были ещё две похоронки. Материнское сердце не хотело верить. Отчаявшись, мать побежала к местному ведуну. Он отказывался совершать обряд, но Мария настояла. Дед выгреб золу из печи, поставил в неё стакан с водой, сверху накрыл принесённым документом. Да лучше бы и не ходила, потому что услышала подтверждение страшному известию. Позже ещё пришло письмо с фронта, в нём значилось, что Фёдор пропал без вести. Надежда, что сын жив, не умерла. Мария ходила и ездила по госпиталям, но любимого Феденьки не находила.

Однажды, то ли во сне, то ли наяву пришёл её Феденька: "Сынок!" – шепчет Мария, – я с ног свалилась, разыскивая тебя". – "Не ищи меня, мамочка. Прости, я не смог остаться в живых, там всё горело", – был ответ.

Мать больше не искала сына, но сердце её сгорело вместе с ним, девятнадцатилетним солдатом Сталинградской битвы. Её чёрные, густые волосы стали седыми, лицо пробороздили морщины. Но, вопреки всему, она ждала сына Феденьку, который остался в волжских степях. Память о Фёдоре Наседкине увековечена на стеле в селе Буканское и в Книге памяти воинов Алтайского края, погибших в боях Великой Отечественной войны.

Фёдор, о котором написано выше, родной брат моей бабушки Курцевой Ульяны Степановны, а, значит, мой дедушка. Мария Степановна Наседкина – его мать, моя прабабушка. Она прожила долгую жизнь, дожив до первой пра-правнучки.

Курцев Дмитрий Васильевич

Семья милой моей бабушки Ульяны Степановны осталась без кормильца – Курцева Дмитрия Васильевича, отчима моей мамы, ставшего ей родным отцом и погибшего в Карелии в сентябре 1944 года, полевая почта 08396. Захоронен мой дедушка в г. Медвежьегорске. Занесён в Книгу памяти погибших воинов Алтайского края.

Семеро детей остались без отца. Только двое старших работали: мама – Харина Анна Семёновна и дядя Михаил Семёнович.

Кончилась война, но разруха и голод коснулись каждого. Взрослые от темна до темна работали на ферме или поле за трудодни. Ребятишки, как сорная трава, росли сами по себе. Выживали, как могли, ели, что придётся – съедобные травы, очистки от картофеля, всё шло в ход.

Неохотно отвечали мама и бабушка на вопросы о войне и послевоенном времени, видно, слишком тяжёлые были воспоминания.

Пухли от голода, про одёжку и обувку и говорить нечего.

Была корова, да какая там корова – коровёнка захудалая, на которой ещё и землицу пахали. А и с неё молочко нужно было сдать государству – продналог... Детишки-то его только на донышке кружки и видели.

Однажды моя мамочка, работая в поле, отсыпала в бутылку пшеницы, чтобы какую-никакую "орде" кашу сварить. Чья-то "добрая душа" сообщила куда следует. Маму посадили, присудив один год, когда мне исполнилось двенадцать месяцев. Отец нашёл другую женщину, а у бабушки Ульяны ещё рот прибавился.

Со слов бабушек, мамы и других родственников, пишу о себе. Родилась я семимесячной в 1946 году, весом 1кг., 700 грамм. В восемь или девять месяцев попыталась ходить ножками, но, опрокинув на себя ледяную воду, только что принесённую из проруби, стоящую на лавке в чугуне, с испугу, наверное, просидела и проползала ещё два месяца.

Старшие ребятишки в поисках пищи – кто куда, я тоже вылезала из подворотни и садилась почему-то в колею, выбитую машинами. Волос белый, рубашонка белая – не заметить нельзя, поэтому, наверное, и не задавили. Заметил и бык из колхозного стада, с закреплённой на лбу доской, белобрысое чудо под ногами. Подняв на рога, бросил меня через забор, в палисадник, где, слава Богу, находилась соседка. Чего только со мной не было: и ела-то из одной чашки с ужом какую-то тюрю, и с печи летала вниз головой, да, видно Богу было угодно, чтобы я выжила и пополнила население, так поредевшее за время войны. Да Ангел-Хранитель хранил – в три годика я уже самостоятельно ходила за три километра от села на молоканку. Сердобольные женщины одну флягу с молоком плотно не закрывали, знали, что я приду. Невесть откуда взявшейся у меня гнутой алюминиевой кружечкой, я черпала тёплый, белый напиток жизни, пила и шла обратно.

Неосознанное стремление к жизни заставляло голодных детей добывать пищу, где угодно и как угодно. Все дети нашей семьи выжили, в том числе и я, выполнив своё предназначение, свою женскую миссию на земле. Вырастила двух дочерей. Теперь у меня три внучки, два правнука и правнучка.

Низкий поклон моим родным дедушкам, бабушке, маме, за то, что я живу и имею возможность написать о вас, что я и делаю в стихах и прозе.

Низкий поклон всем, кто положил своё здоровье и жизнь на алтарь Победы".

Приложения

Наседкин Федор Степанович

Курцев Дмитрий Васильевич

Извещение о смерти Курцева Д. В.

Тамара Харина-Ермоленко

Семья Тамары Григорьевны Ермоленко